Вадим Постников сообщил об очередной попытке привлечения граждан к уголовной ответственности за якобы возбуждение социальной ненависти - оказалось, что есть граждане, у которых 23 февраля ассоциируется с неприятными воспоминаниями, и оказывается, граждане не имеют права публично в связи с этим горевать.
Вадим Васильевич, нам, гражданам, нужно срочно искать формы объединения под неким соглашением, где любые попытки и факты уголовного преследования, в которых социальной группой называются те или иные находящиеся на иждивении граждан, как налогоплательщиков, государственные служащие, мы бы совместно рассматривали как запрет в стране свободы слова, запрет, имеющий статус государственной идеологии, санкционированной высшими должностными лицами страны.
Технически это не является сложным, без специальных программеров это будет смотреться немного громоздко, но такая громоздкость будет и подтверждением инициативы снизу. То есть мы будем кучковаться на любых форумах и комьюнити, где нас способны услышать, и предъявляя им наше, как граждан, растущее число согласных с текстом, мы будем получать новых подписантов. Для такого роста даже не нужны емейлы и прочие подтверждения подлинности, достаточно будет ников на любых форумах, за которыми некая самоличность граждан всегда присутствует. И не будет большой беды, если кто-то решит сообщить о присоединении более одного раза, мы будем смотреть на общий итог цифр.
Все, что нам нужно, это текст, под которым можно сообщить о присоединении.
Давайте это начнем?
Народ, дайте знать, и я предложу первоначальный текст, для обсуждения.
Я тут на днях пришел к простой мысли, насколько все эти преследования на самом деле незатейливы.
Вот подумайте сами, как фактически обстоят дела в стране:
Эти так называемые экспертизы, которые проводятся должностными лицами тех или иных министерств, и уже поэтому отличные от экспертиз беспристрастных, выдаются за нечто, что судье или суду в коллегиальном составе заведомо недоступно.
Существует правило, процессуальное, что по вопросам, где требуются специальные познания в той или иной области, суд вправе, подчеркну, не обязан, а лишь вправе, принять или не принять суждение любого из предложенных в ходе рассмотрения экспертов.
То есть, скажем, если речь о медицине там, с ее селезенкой или сухожилием, или о микронапряжениях в бытовой технике, с их миллиамперами, то в таких случаях эксперты действительно оказывают порой неоценимую помощь в вынесении справедливых решений.
Теперь эта же схема в вопросах, где граждане обращаются к обществу с общественными призывами, то есть с тем, что заведомо адресовано не узкой профессиональной группе, а именно самому широкому кругу обывателей.
И такие обращения сограждан подвергаются неким экспертизам, что по сценарию означает, что суд или судья перестал быть обычным человеком, единицей общества, и ему, судье, не суждено самостоятельно дать оценку заявлению гражданина, которое гражданин адресовал всем обывателям.
Иными словами.
Когда речь заходит о специальной области знаний, то и суд, и представляющие стороны юристы, все хором соглашаются с чем-то вроде следующего:
"да, это уже не про диспозицию с санкцией, и не про соотношение международного и внутринационального права, тут уже пошла не наша спецлексика, и мы все согласны ознакомиться с некоторым количеством заключений экспертов".
Но совершенно другое дело, когда некая экспертиза готовится по поводу публичной, адресованной согражданам, речи, заявлению, выступлению, публикации.
Применяя такую экспертную схему, инициаторы проведения экспертизы тем самым как бы дают понять судье, судья, мол, в вопросах обращения гражданина к согражданам, сам не способен встать на место адресата таких общественных заявлений, без специалистов в области знаний публичных выступлений судья разобраться заведомо не способен, мы ему сейчас лингвиста в качестве эксперта предъявим, ну и что, что лингвистика, это часть семиотики, науки о знаках, это ничего, наша первая боевая задача убедить судью, что он, судья, не способен правильно распознать публичную речь, поскольку если мы именно в этом судью не убедим, если он не поверит нам в том, что он не способен встать на место большинства сограждан, в качестве слушателя или читателя, то весь этот наш трюк, вся эта наша афера, с языковедом, поучающим судью, станет известна всему судейскому сообществу.
Инициаторы всей этой схемы рассудили так, что, де, если в суде появится некая экспертиза, то у судьи больше нет вариантов, он мол теперь больше не судья, а статист, слепо штампующий все то, что будет следующим листом после листа экспертного заключения.
То есть я буквально предлагаю удивиться тому, насколько это непрофессионально, увидеть в процессуальном законодательстве слово экспертиза, и не увидеть, что судья не связан доводами эксперта, и рассматривает все в совокупности.
Тут совсем недавно произошло событие, на мой личный взгляд необычное - рассматривая один из частных вопросов в уголовном деле с участием ФСБ РФ, судья Казаков позволил себе взять, и не согласиться с представителем обвинения, причем представлял обвинение работник прокуратуры.
Вот вы не поверите. Судья, являясь юристом, послушал представителя защиты, тоже юриста, представителя обвинения, тоже юриста, и, не переставая быть юристом, согласился с позицией юриста со стороны защиты.
Что это означает?
Это очень серьезно.
Это означает, что все параноики на почве всесилия спецслужб идут лесом.
Это означает, что судейский корпус обладает не только технической поддержкой со стороны обеспечивающего правосудие политического верха, столы там закупить, мантии там пошить, судейский корпус обладает и такой поддержкой, при которой правосудие с участием ФСБ РФ вообще присутствует, и совсем не потому, что ФСБ РФ была признана неправой, нет, дело в том, что сам рассматривавшийся Казаковым вопрос для любого юриста яйца выеденного не стоит, именно для всех юристов там был поиск ответа только на один вопрос - ФСБ РФ подмяла под себя только прокуратуру, или и судейских тоже, и судья Казаков, приняв тогда точку зрения не ФСБ РФ с прокуратурой, а защиты, тем самым поведал поинтересовавшейся части юридического сообщества, нет, мол, мы еще способны порадовать коллег правосудием, заявив, несмотря на недовольство, что Волга впадает в Каспийское море.
Обречен снять перед Казаковым шляпу, за то, что он озвучил суждение, что Волга впадает в Каспийское море, выражаясь метафорой конечно.
Чем эти два рассуждения связаны.
Иллюзии предъявленным Казаковым правосудием развеяны не в полной мере, если помнить о Ходорковском.
Но Казаков реально озадачил.
Тут есть очень простой вывод. Те противоречия, между покорностью судейских, и независимостью судейских, которые сегодня предъявляются обществу, они построены на очень примитивных рассуждениях.
Еще не бывало в истории, чтобы нагибая правосудие, делая из него некую свистульку для детей, злоумышленник предъявлял нечто мудреное и заумное.
Схема и на этот раз вся лежит на ладони, мол, мы тут сейчас что-то такое типа умное напишем, назовем это экспертизой, а в суде типа уже никто никуда не денется, раз есть такая бумага экспертиза.
Судья, который позволит себе прикрыться негативной экспертизой языковеда по поводу текста другого языковеда, не допуская самой мысли, что первоначальная задача публикации - быть прочитанной массовым читателем, включая читателя судью, и который согласится с этаким логическим рядом, мол, действительно, я дома то все правильно понимаю, поскольку газетные статьи таки читаю, но вот когда на статью приносят заключение эксперта, я же не могу этому возразить и доводы эксперта не принять, лингвисты они же вон какие ученые, им конечно виднее про что в газетной статье написано, такой судья всего лишь подтвердит, что правосудие от Казакова не более чем исключение, оплошность, чуть было не опровергнувшая правило, согласно которому судейские должны быть безропотны, им дали бумагу с экспертизой, и они будут прибавлять к этой экспертизе свой штампик "виновен".
И мир не перевернется.
Нам, как гражданам, нужно больше фактов, нам нужно больше фамилий, нам нужно больше решений.
Но может я заблуждаюсь? Может все это вокруг Фахретдинова действительно борьба с нарушителями закона?
Нет. Не заблуждаюсь. Если бы это была борьба с нарушителями закона, оскорбленное публикацией лицо подало бы заявление, и банальная клевета или оскорбление рассматривались бы совершенно не по политической мотивации, а по совершенно иным статьям.
Именно так это делается во всем цивилизованном мире, где журналиста заносит.
Почему этого нет тут? А потому что журналист - профессионален, потому что нет ни одного оклеветанного, и подать заявление вообще некому и не на что.
И эта возня с журналистами тянется не первый год. Их сначала пытались захомутать некими соглашениями в профессиональной среде, заменив искренние тексты кодекса чести времен 90-х на некие неискренние нулевых. И это не сработало. Затем их скупили и сократили под видом бюджетной экономии. Но остались мелкие непокупаемые.
И пока европейские институты не восстановят здравый смысл, а тема "министерство - социальная группа", это не более чем внезапный отказ от здравого смысла, пока они не получат всю информацию в полной мере, с приговорами, эта очередная волна консервации страны предъявит еще много фамилий тех, кто по Шварцу оказался лучшим учеником.
Рустам, это отвлечение вот к чему.
Соберитесь с Кутузовым, мобилизуйтесь, тупо пойдите на поклон к языковедам города, на кафедры, к бывшим сокурсникам, именно в этих двух инициированиях сего года есть одна козырная карта, экспертизами языковедов пытаются привлечь к уголовной ответственности не кого-нибудь, а иных языковедов.
Я Кутузову подсказал один секрет, но он не услышал.
В вопросах, где на суждение способно само общество, нужно сражать оппонента навязчивой апелляцией к обществу.
Обвинение находит следствие уместным, послушав лингвистов? Замечательно! Фахретдинов и Кутузов - тоже не патологоанатомы! Их сила, Фахретдинова и Кутузова, в том, что они способны нести слово, они способны на убеждение других людей, они способны предложить десятки только стилистических вариантов объяснений, что и листовка, и статья, это самый искренний посыл согражданам, не содержащий противоправного умысла, а у следствия в обоих случаях есть дополнительная сложность - они должны доказывать именно умысел, а не неосторожность, подчеркиваю - это дополнительная процессуальная сложность.
Кутузов - не юрист, и он именно поэтому не услышал, он скинул в тему скан не своей, как он продолжает утверждать, листовки, и не подумал подводить массового читателя к той заветной запятой, после которой начинается не его, как он утверждает, текст, ковыряйтесь мол сами, буду мол я тут еще перед обществом расшаркиваться. Тогда как об этом буквально возопить нужно, и так и этак повествуя о том, почему часть текста в предъявленном следствием материале является инородной, почему из под одного и того же пера не может встречаться вот такой оборот, и вот такой оборот.
Я не поддержал сограждан в их мнении, что обжалование всего и вся в деле должно стать самоцелью, и считаю, что не поддержал правильно, этим можно навредить только себе, цепляя на себя ярлык жалобщика-пустозвона, и настраивая против себя одного за другим судей, вынужденных рассматривать всякую чепуху, соблюдая при этом процессуальные нормы и сроки.
Но во всем, что судей не отвлекает от работы, а порой и наоборот, помогает понять личность обвиняемого, в частности принадлежность обвиняемого не к среде насильников и убийц, а к среде языковедов, к среде достойной, во всем этом необходимо проявлять активность, помня о главной особенности этих двух дел - суждение по вопросу толкования изученных следствием текстов способен делать любой избиратель и налогоплательщик, тексты, у Кутузова его первоначальный, у Фахретдинова единый, не имели некоего 25-го кадра, они имели и имеют так называемый первоначальный смысл, и вполне себе нетрудная задача уберечь этот первоначальный смысл, коллекционируя варианты пресечения приданий текстам иного смысла, в них на самом деле не находящегося.
Комментариев нет:
Отправить комментарий